Телефон для записи
ул. Академика Байкова, д. 8
Академическая (1,9 км)Политехническая (2,2 км)Гражданский проспект (2,3 км)
Официальное название
ФГБУ «Российский научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии имени Р.Р.Вредена»
Руководитель
Тихилов Рашид Муртузалиевич
НИИ травматологии и ортопедии Вредена Санкт-Петербурга начинает свою историю с 1906 года и назван в честь своего первого директора.
В настоящее время НИИ травматологии и ортопедии является крупнейшим в стране научным, учебным и клиническим учреждением в данной области, в составе которого функционируют 22 специализированных отделения, поликлиническое отделение института ведет круглосуточный прием пациентов с травмами и заболеваниями опорно-двигательной системы.
В НИИ травматологии и ортопедии Вредена оказывают широкий спектр специализированной медицинской помощи, в том числе: неотложную помощь; консультации травматологов-ортопедов и других врачей основных специальностей; амбулаторные операции при травмах и заболеваниях опорно-двигательного аппарата; различные виды диагностики травм — рентгено-лучевую диагностику, компьютерную томографию, спондилографию, ультразвуковую и функциональную диагностику, артериографию, флебографию, биопсию; биохимические, гистологические, цитологические, общеклинические, бактериологические, иммунологические и генетические лабораторные исследования; органосохраняющие операции при новообразованиях опорно-двигательного аппарата, эндопротезирование суставов; реконструктивные операции на кисти, реплантацию крупных сегментов конечностей и пальцев, лечение деформаций различной локализации и рубцовых контрактур, пластические операции на конечностях; все виды остеосинтеза, лечение открытых инфицированных переломов, остеомиелита, дефектов костей, ложных суставов, гнойных артритов; ауто- и аллопластику связочного аппарата суставов, эндоскопическое лечение заболеваний и повреждений крупных суставов конечностей; лечение травм головного и спинного мозга, а также их последствий, дегенеративно-дистрофических заболеваний позвоночника, опухолей мозга, стойких болевых синдромов; полный комплекс реабилитационного лечения.
До НИИ травматологии можно доехать на метро до станции «Политехническая», а далее автобусом №69, троллейбусом №13, маршрутным такси №252А; или от станции метро «Академическая» маршрутным такси №278А.
Поступила в больницу 16 июня, до этого ждала плановой госпитализации 1.6 года. Операцию назначили на следующий же день, выписывать планировали ещё через день. Сижу жду когда забирут на операцию (уже почти как сутки голодная), а ко мне приходят и сообщают, что все отменяется, видите ли у кого то обнаружили на отделении ковид и всех виписывают, такие правила! Приезжайте через месяц! Все так просто через месяц? Из другого региона, да мне добираться до вас несколько дней, а по стоимости билетов я вообще молчу! У меня на руках справка, о том, что три месяца назад я перенесла ковид, есть высокий титр антител, по приёму брали мазок и он отрицательный! Это никого не волнует у них, видетиле, правила! Глупые правила! Как выяснилось заболела санитарка, которую я в глаза не видела, я в палате лежала одна, ко мне пару раз заходила медсестра померить температуру тела и все, а теперь я в контакте, только каком? Всех пациентов в кинули и больницы, дали больничный, что теперь на самоизоляцию по контакту, которого не было, а весь персонал будет продолжать работать! Это как? Что за правила? Уважаемое руководство, пересмотрите свои глупые правила, сейчас никто не даёт даже на работе больничный по контакту, а вы пациентов гоните, у которых не было контактов, при этом не трогая персонал. Поймите, это вам не маршрутке приехать! Люди годами ждут очередь, копят деньги на дорогу, в моем случае это порядка 20 тысяч, а обход врачей? Перед плановой госпитализацией нужно пройти фгдс, узи, узких специалистов, там где я живу нет этого и я специально еду в область для этого, трята на дорогу и платных врачей, не говоря уже о рабочих днях. А они приезжайте через месяц? А где гарантия, что снова так не получится? Мне сказали, что некоторые по три раза ездят. Глупо очень ужасно так гонять людей, это просто издевательство. Я понимаю был бы у меня положительны мазок, а то нет, даже кто с прививками, тоже гонят. С итоге, скорее всего, я больше не вернусь, так как это для меня очень тяжело финансово, боюсь опять попасть в такую же ситуацию. Поэтому, люди планирующие на операцию знайте, что с вами может произойти такая же история с глупыми правилами! Роспотреб надзор заявляет что контакт с контактным это не контакт, а тут вот так! Я заражу всю больницу, т.к. Поеду в операционную через все здание, а сами медики, у которых действительно контакт будут так же передвигаться по всей больнице и никого не заразят! Очень глупо и не в пользу пациента!
Добрый день друзья. Начну с первых пунктов, которые под — как я оцениваю 1.чистоту: сразу скажу, что персонал младший, санитарки, как и в любом коллективе все работают неодинаково, так и тут в институте: есть трудяги, а есть халтурщики. Я лежала на 6-м этаже, 14 отделение, и могу сказать про своё отделение и работу санитарок объективно: Галина Сергеевна самая внимательная и добрая, ответственная, спокойная, и — трудяга, вылизывала палаты тщательно. Оксана старательно убиралась, но немного сдержанная с пациентами, но не хамила и не грубила, делала своё дело молча. Света молоденькая — строгая, но если пришла на смену, то драит так, что удивление берет, стояла я около туалетов и смотрела, как она всё мыла до блеска, как-будто у себя дома…Люся-Людмила — никакая, ни рыба-ни мясо, правда заходила в палату и делала распоряжение: — «коль начали ходить, судна забираю», — и плевать ей было, что пошли вынуждено, «по-большому» делу, приспичило, а на судно вроде никак и неудоб
но ко всему же, убираться не любила, после неё не понятно было, мыла она палату или нет, ну как говорится пенсия она и есть пенсия, и получалось, что санитарка которая приходила после неё, делала двойную работу! Света постарше, мыла, убиралась, но как робот, чисто механически, но тоже уже на границе пенсии или уже на пенсии, а такие уже понимают, что можно по-другому работать, не на износ…
2.Приветливость — о санитарках я написала, теперь медицинские сёстры — Татьяна Александровна и Яна — сплошной позитив, улыбка на лице, приветливость и доброжелательность,отзывчивость и всегда пожалуйста, если болит укол сделают без выговаривания…Ирина — медлительная, спокойная, уравновешенная, без лишних слов делает свою работу, не злится, не возмущается, как-то всё без лишней эмоции, все назначения выполнит, и ты даже не замечаешь, а была ли она утром в палате, всё делается тихо. Юля — это человек вроде невидимки, на первый же звонок возникает бесшумно, и что просят, тут же старается сделать укол, принести лекарство, успокоить. Ну и Любовь Николаевна — человек с опытом, но и с характером: спрашивает — кому сделать обезболивающий на ночь? Дружно отвечаем, получается всем и тут же не стесняясь тебе говорят, что обнаглели, можно подумать так вам больно, что всем и сразу…Есть назначение, в медкарте, делай молча и не спрашивай, а больно — действительно, ведь резали по-живому и дергает, и болит не хило так…Несдержанна и в выражениях, которые мне например не нравились, ну скажите, какие мы матрешки или чебурашки? Например я старше её и мне это просто ухо резало, почему-то недовольство своё отражалось зачастую на нас? Мы ей посочувствовали, спросили, оказалось устала смертельно и тяжело работать, осталось до пенсии 10 месяцев, а вот уйти почему-то не решится, говорю, ну это уже не стаж идёт для пенсии, а накопительная, и какая разница сейчас вы уйдете, или через 10 месяцев, неужели себя не жалко, и надо довести до инсульта? По ответу стало понятно, что и после пенсии не уйдёт, это же как наркотик, засасывает…Галина Сергеевна, процедурная медсестра, шустрая, но лучше ничего не говорить ей под руку, сделает всё наоборот, даже если ты и права, но как специалист своё дело знает хорошо и это у неё не отнять, с юмором, каждому есть своя доля пирога, шутки или задаст разнос, короче — все (как и везде на другой работе) со своим характером, со своими привычками, со своими тараканами, ну а разве у каждого из нас на нашей работе и в коллективе по-другому??? Классно работает медсестра Клавдия Николаевна в перевязочной, молча, без суеты, без лишних движений, всё чётко и аккуратно…
3. Оснащённость — всё вроде было: каталки, кресла, капельницы, телевизор, холодильник, кипяченная вода в кувшинах у поста, туалеты с высокими унитазами и по бокам перила, в женском — биде и тоже перила по бокам, душевая, ванная, клизменная чистейшая и тут же унитаз стоит, бежать никуда не надо…Тут мне даже сказать нечего, всё ОК! И лекарство всё было, ничего не предлагали докупить, привезти с собой, или заплатить. Единственно что хотелось бы изменить, это чтобы было побольше механотерапии, это когда ты разрабатываешь колено на сгиб-разгиб на аппарате, а не дедовским способом, но видимо это у них есть в проекте, будущем? И ещё одно замечание по существу — в рентген кабинете не накрывают твои самые уязвимые места фартуком специальным, я возмущена этим безобразием, два раза делала рентген и оба раза техник не соизволил это сделать…
4. Компетентность. Врачи, все кто работает на 14 отделение, по-моему, женаты на работе своей, ни разу не видела чтобы они ушли по окончанию своего рабочего дня, и утром они не к 8.00 приходят, а гораздо раньше, меня например отвезли в операционный блок в 7.00 утра, операция началась в 7.05-7.10, вот так примерно.
В палате у всех были свои лечащие врачи, которые без конца заходили к своим пациентам, на день бывало по 2-3 раза, как говорится — доброе слово иногда значит больше, чем самая распрекрасная техника при операции, ведь вызд
Медсестра Людмила, сотрудница НИИ травматологии и ортопедии имени Вредена, четвертый день держит голодовку: по ее словам, она почти три недели находится на карантине, но до сих пор не знает результатов своих тестов на коронавирус. О заражении коронавирусом врачей и пациентов центра стало известно еще 9 апреля: запертыми на карантин оказались около 200 медиков и 600 пациентов.
26 апреля в интернете появился ролик –
– Я нахожусь на карантине с 6 апреля, хотя официально он начался 9-го. Большая часть сотрудников уже переболели – одних отправили в больницу Боткина, других в 40-ю. Я лично сдавала анализ на коронавирус пять раз, ни одного результата нет, я сижу здесь и не могу понять – зараженная я или не зараженная. Кашель идет, грудина болит, врачи не смотрят – некому смотреть. Лечения вообще нет – ни персонала, на пациентов, нам ничего не дают – грубо говоря, святая вода. Я работаю на 21-м отделении, 9 апреля все мое руководство – старшая сестра, заведующая, два великолепных доктора – было увезено в Боткинскую больницу, и санитарочка с ними, пациентов тоже развезли по больницам, в основном в госпиталь ветеранов. После этого нас здесь оставалось пятеро, сегодня я осталась одна.
Корреспондент сайта Север.Реалии поговорил с Людмилой подробнее.
Мы впятером стали отмывать отделение, хотя были уже больные
– Я просила показать мне мои результаты тестов, мне ответили, что они проходят общим списком и они не могут показать. Двух пациентов перевели на другое отделение – они были прооперированы, нуждались в перевязках и прочем. А мы впятером стали отмывать отделение, хотя были уже больные, – санитарка и четыре медсестры. Мы все полностью вымывали – кровати, окна, тумбочки, отдавали в дезкамеру на обработку все постельные принадлежности – матрасы, подушки одеяла, сдавали в прачечную постельное белье, потом возвращали матрасы из дезкамеры, и тогда уже пришла какая-то служба и обработала отделение. 17 апреля забрали одну медсестру с пневмонией, 20-го еще двоих, и 26-го забрали наконец четвертую девочку, это вообще ребенок, 21 год. Она маленькая, худенькая, за нее мы все особенно переживали. Все мы работали до последнего – температуру больным мерили, бегали, градусники раздавали, уколы делали.
– А как вас лечили?
– Еще до закрытия на карантин, спасибо нашим врачам, которых от нас еще не перевели, нам был выдан арбидол. А потом еще добавился антибиотик лефлобакт, который применяется при лечении верхних дыхательных путей, пневмоний, бронхитов – это мы уже сами решили его пропить. Когда затемпературила вторая девочка, к нам пришла терапевт и назначила нам анвимакс – это обычный противопростудный препарат. 23 апреля меня и оставшуюся девочку перевели на другое отделение, потому что наше готовилось для приема пациентов как чистая зона. Туда опять пришла терапевт и написала нам, что мы должны принимать противовирусный препарат акрихин и еще один антибиотик – азитромицин. Ее назначения не были оформлены как положено, в истории болезни, раз мы заболели в закрытом стационаре. Нам ничего не оформляли, и последнюю медсестру отправляли в больницу не по истории болезни, а по эпидномеру. Это все равно как если вас из дома забирают – по номеру, под которым числится ваш анализ.
– И что это значит – что вам не будет никаких выплат как заболевшим медикам во время эпидемии?
Больных по коронавирусу мы не принимали, не готовились к этому, поэтому защиты у нас не было
– Может, и не будет, но, честно сказать, я сейчас уже не хочу никаких выплат, я хочу ясности. Если у меня нет коронавируса, хочу пойти к своей семье и видеть дома. А если есть… Не знаю, у меня боли в районе грудной клетки, кашель приступами, иногда лающий. Мое отделение сейчас не функционирует, мои сотрудники не работают. Больных по коронавирусу мы не принимали, не готовились к этому, поэтому защиты у нас не было. Вот уже во время карантина к нам врачи приходили в защитных костюмах – и терапевт, и инфекционист: в длинных бахилах, комбинезонах, очках, респираторах.
– Почему вы решились опубликовать такой отчаянный ролик с криком о помощи?
– Сейчас каждый закрыт на своем отделении, я сижу на чужом, даже из палаты не выхожу. Если бы мы еще были в своем коллективе, наверное, заведующий бы сказал – знаете, такая-то ситуация у нас, надо потерпеть примерно столько, а там будет видно. Но даже таких разговоров с нами никто не ведет. «До особого распоряжения», «До последнего пациента». И никаких действий руководства я не вижу ни по отношению к персоналу, ни по отношению к пациентам, у которых тесты дали положительный результат. На карантин отводится 14 дней, а мы, посмотрите, сколько сидим – уже скоро три недели будет, даже если от официальной даты считать. Вот я и решилась на голодовку: я хочу быть либо дома, либо при деле на работе. Сроки карантина кончились, по идее, нас должны хотя бы начать отпускать домой, но этого нет, мер никаких не предпринимается – видимо, не справляются. Но если они сами не справляются, наверное, можно обратиться за помощью – к другим медикам, другим больницам, но я этого не вижу. Если бы нам на помощь пришли другие специалисты, может быть, мы быстрее встали бы на ноги?
– Как вы себя чувствуете?
– Я уже четыре дня лежу, ничего не делаю, и сейчас я чувствую себя намного лучше, чем тогда, когда я работала в заболевшем состоянии. И как же мне было плохо в четверг – вот с четверга, с обеда я тупо лежу на кровати, и мое состояние тогда и сейчас – это небо и земля.
– А вы не боитесь, что ваше состояние ухудшится из-за голодовки?
– Я таким манером просто хотела обратить на себя внимание руководства – чтобы оно либо меня к себе позвало, либо ко мне пришло и просто поговорило, рассказало, какие у меня анализы и что будет дальше. А то я лежу целыми днями на чужом отделении – и не работаю, и домой не иду.
– Сейчас появилась информация, что людей из института Вредена начали отпускать – то есть процесс все-таки пошел.
– Но не до конца же он пошел, у нас еще куча больных.
– А больничный у вас есть?
Все сотрудники переносят болезнь на ногах и работают – потому что некому работать
– Какой больничный? Ни у кого его тут нет, и все сотрудники переносят болезнь на ногах и работают – потому что некому работать. Вот тот персонал, который увезли в больницы на скорой, у них уже есть больничные, правда, не у всех, но пока они были тут и работали больные – ничего не было. И оформили их как обычных заболевших, а не как врачей, заболевших на рабочем месте.
– А почему так делается, как вы думаете?
– Не знаю. Может, боятся, что придется платить людям какие-то деньги, которые обещал президент, но людям уже и деньги не нужны – здоровье бы вернуть. Может быть, если бы позвали бригаду медиков на помощь – они помогли бы справиться с тем, с чем тут никогда не сталкивались, и не дай бог, чтобы еще кто-то столкнулся. Ведь есть такая возможность – почему не попросить помощи? Получается, что они отвечают за жизни людей, которые здесь находятся, а сделать ничего не могут.
Сотруднику другого отделения, пожелавшему остаться неизвестным, ситуация в институте имени Вредена видится не в таком мрачном свете, но он предполагает, что хуже всех пришлось именно 21-му отделению, где находится Людмила.
– Наверное, на этом отделении все так сложилось, потому что они первые приняли удар, у них были тяжелые больные, а нам уже достался более легкий вариант. Но все равно людям очень тяжело морально, что приходится сидеть здесь так долго. Почему не приглашают никакой помощи извне? Мы понимаем, что если пригласим кого-то из внешних, он сядет тут вместе с нами.
Нам еще повезло, что мы не полегли одномоментно: если бы лежал весь персонал, мы бы не могли помочь друг другу
Нам на нашем отделении еще повезло, что мы не полегли одномоментно: если бы лежал весь персонал, мы бы не могли помочь друг другу. Почему карантин длится дольше обещанных двух недель – возможно, имеются в виду совершенно определенные указания в военной системе: не снимать карантин до последнего пораженного. Именно от него отсчитывается инкубационный период – и только когда он пройдет, людей выпускают. Нам очень тяжело, мы тут заперты все вместе, и врачи, и пациенты, но мы стараемся сохранить лицо. Что там на других отделениях, мне трудно судить – мы же не выходим из своего инфекционного бокса. Но все же мы знаем, что где-то есть очень высокий градус напряжения. Тут многое зависит от самих сотрудников и от пациентов – как они воспринимают ситуацию. Роспотребнадзор распорядился, что можно выпускать людей, у которых два отрицательных анализа. Вот уже начали выпускать потихоньку, по одному, по два человека с отделения.
О заражении коронавирусом врачей и пациентов в НМИЦ имени Вредена стало известно 9 апреля: запертыми на карантин оказались около 200 медиков и 600 пациентов. Исполняющий обязанности директора НМИЦ Андрей Черный сообщил, что в институте созданы два «чистых» отделения для пациентов, у которых коронавирус не обнаружен, оттуда людей начинают постепенно выписывать. По всем телефонам, указанным на официальном сайте центра, включается автоответчик, который просит «сидеть дома» и «беречь себя». Замдиректора по общим вопросам Василий Вальский, которому удалось дозвониться, услышав вопрос корреспондента Север.Реалии про медсестру, ответил, что комментариев не будет.
Направление: Травматолог-ортопед
Стаж работы: С 1989 года
Ведёт приём: Санкт-Петербург, ул. Гаккелевская, д.21А
Медицинское образование и практика:
В 1979 году получил высшее медицинское образование в Первом Ленинградском медицинском институте имени академика И.П. Павлова по специальности «Лечебное дело».
С 1987 по 1989 гг проходил подготовку в клинической ординатуре при Ленинградском научно-исследовательском институте травматологии и ортопедии им. Р.Р. Вредена по специальности «Травматология и ортопедия» .
В 2002 году повышал свою квалификацию в Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования по специальности «Травматология-ортопедия».
В 2007 году повышал свою квалификацию в Санкт-Петербургской медицинской академии последипломного образования Федерального агентства по здравоохранению и социальному развитию по специальности «Траматология-ортопедия».
В 2012 году повышал свою квалификацию в ГБОУ ВПО СЗГМУ им. И.И. Мечникова Минздравсоцразвития России по специальности «Травматология-ортопедия».
В 2016 году повышал свою квалификацию в Северо-Западном государственном медицинском университете имени И.И. Мечникова по специальности «Травматология-ортопедия».
Диагностика и лечение:
Написать отзыв о враче
© 2002—2020 «MedSwiss Санкт-Петер6ург» | Карта сайтаЗадать вопрос
Инстаграм Дмитрия Пташникова взорвался 20 апреля. До этого он был известен как президент Ассоциации хирургов-вертебрологов России и руководитель отделения патологии позвоночника РНИИТО им. Р.Р. Вредена. А 20 апреля Дмитрий Пташников оказался ковид-трендсеттером: в возглавляемом им 18-м отделении института на изоляции оказались заперты 42 человека. У 12 пациентов из 32 и у девяти врачей из десяти был обнаружен коронавирус.
— Как проходит ваш карантин? Что в нем самое сложное, что далось легко?
— По-разному. Сначала некоторая эйфория от непривычности ситуации, затем осознание проблемы «в лицо», а не понаслышке. Лечение пациентов, в перерывах лечили сами себя. Периодическая депрессия в коллективе и у пациентов от неопределенности. Отчаяние своевременно получить результаты обследований на COVID.
Самое простое было то, что мы умеем делать,— лечить пациентов. Самое сложное — ждать «правильных» организационных решений.
— Что вы посоветуете тем, кто нехорошо себя чувствует и подозревает, что это может быть коронавирус?
— В первую очередь сдать анализы крови: есть определенные критерии в клиническом и биохимическом анализах, указывающие на возможность данного заболевания. Если температура невысокая — вызовите врача из поликлиники. Если 38 и выше, одышка, нехватка воздуха, боли в груди — вызывайте скорую, не ждите, так как потребуется обследование и КТ, которое трудно вовремя организовать амбулаторно в режиме самоизоляции.
— Когда у вас в отделении был диагностирован первый случай коронавируса?
— 9–10 апреля. У нескольких пациентов была температура, которую мы не могли себе объяснить. К этому моменты были разосланы определенные рекомендации по данным клинического анализа крови — наши ребята молодцы, быстро сработали: и клинические фармакологи, и диагносты, и рентгенологи. Мы взяли у всех пациентов и врачей кровь, поняли: да, скорее всего, это коронавирусная инфекция. Потом отправляли их на КТ и назначали лечение. А информацию об их ковид-позитивности по результатам тестов, к сожалению, получили уже позже.
— Правильно ли я понимаю, что не у всех пациентов, у которых была диагностирована пневмония, также был обнаружен и ковид?
— Да, и это особенность сегодняшний ситуации: даже при отсутствии положительных тестов люди болеют в тяжелых формах. На сегодняшний день наличие или отсутствие подтвержденного вируса — часто проблема диагностики, пока еще несовершенной. Мы видим, что у пациентов с отрицательными тестами точно такое же клиническое течение болезни, те же пневмонии, те же проблемы.
— Два пациента уехали в профильные стационары. Как они?
— Это были пациенты с сопутствующей патологией, бронхиальной астмой и онкологией. Мы подумали, что геройствовать не надо, и перевели их, воспользовавшись случаем. У них, слава богу, все нормально, они уже выписаны.
— А вам сколько еще сидеть на карантине?
— Сидим, пока не разберемся, не выпишем всех наших пациентов, пока сами не получим по два отрицательных теста. Я боюсь загадывать, сколько это по времени. Думаю, минимум еще около двух недель, а дальше уже определимся. Очень хотел бы свой день рождения отпраздновать дома. День рождения супруги отпраздновал, находясь здесь.
— Это главная психологическая сложность карантина — невозможность строить планы, вернуться домой?
— Это не самая тяжелая проблема. Конечно, тоска по дому накатывает в перерывах между работой. Просто иногда идет внутреннее сопротивление всему происходящему: давайте мы все это быстрей решим, можно же что-то придумать и так далее.
И пациенты, и их родственники требуют от нас каких-то активных действий, постоянной информации. В этой ситуации самое трудное — поддержание нормального психологического климата между персоналом и больными. Иногда было тяжеловасто. Мы несем ответственность за наших пациентов, но не виноваты в развитии ситуации, в которой оказались сами.
— Вы гуляете по крыше института?
— Это не крыша, у нас есть такой закуток на крыше нижнего этажа, окруженный стенами, с проемом в одной из стен и небом над головой. Конечно, навевает сравнения, но хорошо, что хоть это у нас есть. Мы можем и сами «гулять», и аккуратненько пациентов туда вывести, чтобы люди хоть немного подышали воздухом,— без этого тяжело.
— Вы думали, что первое сделаете, когда выйдете на волю?
— Прыгну в машину и поеду домой. Я невероятно соскучился по жене, по детям. Но перед тем, как выйти на улицу, надо будет сказать огромное спасибо коллективу (может быть, это прозвучит пафосно), который все это выдержал и выстоял. И нашим сестрам-санитаркам низкий поклон: будучи сами больными, они между капельницами бегали, помогали пациентам и реально окружили их родительской заботой. Да сейчас и многие пациенты боятся переводиться на другие отделения, говорят: «Нет, мы будем здесь, не выписывайте нас никуда!» Когда у нас была такая необходимость, многие писали нам эсэмэски, передавали через персонал, говорили в лицо: «Не переводите нас, мы там умрем, а здесь чувствуем себя защищенными».
— А почему писали эсэмэски?
— Наверное, для большей доходчивости. Некоторые пациенты стесняются при окружающих высказать свои эмоции врачам. Это тяжело бывает сделать и в нормальной, обычной жизни.
— Если вернуться к профессии — когда вы решили стать врачом?
— Это было совершенно случайно, я был профессиональным спортсменом, занимался на тот момент академической греблей. Будучи членом сборной, практически поступил в институт имени Лесгафта. И подумал, почему бы не попробовать свои силы и не стать спортивным врачом? Сдал документы, экзамены и поступил в медицинский институт имени Мечникова.
Потом была долгая проблема выбора профессии, у меня не было медицинских корней и, соответственно, советчиков. На кафедре травматологии и ортопедии я встретил преподавателей, которые помогли идеально сложить все пазлы в моей голове.
— В следующем году исполнится четверть века с тех пор, как вы работаете во Вредена. Помните, с чего начинали?
— Я сюда пришел буквально по стопам одного из моих учителей, Сергея Александровича Михайлова, он занимался деформацией позвоночника у детей и подростков. Я был клиническим ординатором и аспирантом на кафедре в Мечникова, а все свободное время проводил здесь в отделении, участвовал в операциях, лечении больных — раньше это не требовало глобальных медицинских документов и всего остального.
Я неплохо владел английским языком, и когда во Вредена сформировался международный отдел, мне предложили совмещать — так и трудоустроился в институт.
— Откуда у вас английский? Нас же в советское время учили ему по остаточному принципу…
— Мне всегда кажется, что я слишком мало себя нагружаю, работой и всем остальным. И в молодости я вошел в студенческое международное научное сообщество. Мы активно участвовали в программе международного обмена. Языка, безусловно, не хватало, пришлось поступать на курсы. Я закончил все возможные, от базового до совершенствования переводчиков. Потом, во времена клинической ординатуры и аспирантуры, были международные стажировки по специальности. Язык мне пригодился и до сих пор помогает общаться.
— Как меняются ваши пациенты? С чем люди приходили 25 лет назад, с чем сейчас?
— Пациент со временем не меняется никак, остается пациентом. У него все те же проблемы, та же боль. Но изменились возможности врачей. Мы стали оперировать людей тех возрастных категорий и с той сопутствующей патологией (например, онкологической), которых раньше даже не рассматривали. Были проблемы с самими операциями, с наркозом, сопровождением — мы не понимали, с чем имеем дело. А примерно в 2010 году все сложилось: появились современные технологии и мы их освоили, современный инструментарий, оборудование, анастезиологи стали меньше бояться наших пациентов (да, они сложные). И последние десять лет специальность развивается семимильными шагами.
Пациентов становится только больше, как из Российской Федерации, так и из ближнего зарубежья.
— Какое соотношение между ними?
— Ближнее зарубежье минимально, не больше 10% больных приезжают сюда. Потому что есть определенные нюансы — например, с визами, если те требуются. У нас же нет на сегодняшний день официального медицинского туризма — люди могут оформить визу, по сути, только на месяц. Тяжело гарантировать, что мы уложимся в этот месяц.
Ну и потребность внутри страны в нашей работе очень большая, поэтому задача — уменьшать койко-день. Мы внедряем минимально инвазивные технологии, чтобы сократить реабилитационный период. Стараемся, чтобы пациент приезжал обследованный.
— Каких операций ждут дольше всего? Говорят, что с некоторыми квотами почти до года можно просидеть.
— Что касается патологий, самая длинная очередь — по деформациям позвоночника, так называемым сколиозам, она может доходить до трех лет. Но это связано не с возможностями института, а с финансированием: Минздравом выделяется определенное количество квот. Другой вопрос, что большинство таких пациентов могут ждать это время, это не фатально тяжелые больные, которым операции требуются неотложно. Если пациентам с деформациями позвоночника есть необходимость выполнения операций в кратчайшее время, конечно, администрация и врачи идут навстречу.
Все остальные пациенты со стандартными заболеваниями ожидают в очереди не больше четырех месяцев. Это вполне объяснимое время. Большинство из них живут в регионах, пока они получают ответ, встают на очередь на квоту, проходят детальное многоступенчатое обследование — это время и проходит. Опять же, если осложнения диктуют, что пациент должен быть прооперирован в ближайшее время, мы, конечно, эту очередь максимально сокращаем. С онкологической патологией мы работаем, по сути, «с колес»: ресурсы не настолько долговечны, чтобы человек стоял в очереди, все идут навстречу.
— Как часто вы лично оперируете? Считали, сколько операций провели?
— В принципе, отчеты у нас есть. Когда я не в командировке или не в отпуске, то ежедневно участвую в одной или двух операциях, если перемножить, получается от 300 до 500 за год. Сейчас нам удалось создать такой коллектив, врачи которого могут сами принимать решения даже в сложных ситуациях. Мы вместе делаем план операции, подбираем все необходимые для этого импланты, оборудование и так далее, и дальше операция идет в автономном режиме. Это мне существенно помогает: нет необходимости находиться в операционной с утра до позднего вечера. Года три как такое стало возможным.
Сейчас у меня много и административной работы, и работы, связанной с обязанностями главы Ассоциации хирургов-вертебрологов России. И когда я прихожу домой, эта деятельность не закачивается, что вызывает негодование у членов семьи.
— Самые сложные случаи, с которыми вам приходилось сталкиваться — наверное, те операции, которые вы делали вместе с Евгением Левченко из НИИ Петрова (НМИЦ онкологии им Н.Н. Петрова.— “Ъ”)?
— Безусловно, это все операции, связанные с реконструктивной хирургией. Простых случаев не бывает. Мы никогда не говорим себе: «А, сейчас за час пробежим, разберемся!» Часто бывает, что пытаешься с достоинством выйти из тех проблем, которые возникают в ходе, казалось бы, ничего не значащей операции.
Если говорить о глобальных — конечно, это все операции, которые связаны с онкологической реконструкцией, и в основном те, которые происходили в НИИ Петрова либо с их участием у нас. Например, операция по замене всего шейного отдела позвоночника, там поменяли пять позвонков. (Эту операцию в 2015 году проводили в два этапа, в общей сложности она длилась 13 часов. Сперва удалили задние структуры, установили специальную металлоконструкцию, которая фиксировала затылок, верхние позвонки, шейный отдел. Через две недели ее заменили на титановую трубку с костным цементом, одновременно удалив тела позвонков и метастаз, который успел прорасти и в кости, и в легкие.— “Ъ”). Или первая в России операция по спондилэктомии, которую в 2009 году мы сделали вместе, с удалением хондросаркомы реберно-позвоночного угла. До этого такую операцию делали только однажды, в Москве, с привлечением иностранного специалиста. Это очень запоминается: когда у всех трясутся руки, никто еще не понимает, что это такое, чем это может обернуться… Слава богу, все получилось. Когда мы поставили эти операции на уверенные рельсы, то помогли, надеюсь, многим.
— Вы не считали, сколько операций провели вместе с Евгением Левченко?
— Мы не считаем. Порядка 10–15 таких дорогостоящих квот в год мы реализуем в НИИ онкологии, примерно десять из них — в отделении торакальной хирургии и с участием его врачей, и так уже одиннадцатый год. Конечно, очень приятно работать с такими профессионалами, потому что чувство локтя — это очень важно. Бывает, что мы не можем быстро положить пациентов к ним, оперируем во Вредена и они нас страхуют.
Недавно был пациент с Украины, неоднократно до нас оперированный, с продолжающимся ростом опухоли на шейном отделе позвоночника. Нужно было выполнять радикальную операцию, удалять металлоконструкцию, опухоль, блоки с позвонками… А так как пациент перенес еще и лучевую терапию, соответственно, анатомические ткани изменились, трудно все дифференцировать. На предоперационном планировании мы не видели того, что опухоль прорастает в пищевод (а она действительно проросла). Все это происходило накануне Международного женского праздника, 7 марта в прошлом году. И мы очень подвели нашу операционную сестру: операция началась с раннего утра, а окончили мы ее поздно ночью.
— Я читала, что самая длинная ваша операция длилась то ли 15 часов, то ли 24…
— 18. Именно эта была не запланирована по времени. А вообще у нас с Евгением Владимировичем была серия операций с синдромом Панкоста, когда опухоль верхушки легкого прорастала в ребра, позвонки, с повреждением спинного мозга, нам приходилось это убирать. Самая первая такая операция длилась 18 часов. Потом то, что называется «кривая обучаемости», позволило нам сократить это время до 14 часов, но все равно мы стали разбивать операции на два этапа, потому что пациентам очень тяжело их переносить: наркоз, большая травматизация.
Возвращаясь к операции на шее: выхаживание пациента заняло очень длительный период. Наши коллеги из НИИ Петрова забрали его к себе, довели процесс до конца, вылечили.
— Вы следите за судьбами таких людей? А сами они потом появляются на вашем горизонте?
— Следим, конечно. И сами они появляются, но обычно — только при наличии каких-либо проблем. Большинство пациентов не возвращается, и слава богу. Если нам нужна информация от них для научных статей, мы сами выходим на связь, отслеживаем в течение трех, пяти, десяти, даже пятнадцати лет.
По онкологии мы собрали, наверное, самую большую в мире базу оперированных пациентов, это больше 2500 человек. И можем делать какие-то статистические выводы.
— У вас в инстаграме футболка с фотографиями врачей отделения и надписью «Deformity correction is my profession». Откуда она?
— У нас много креативных решений. Кроме этих футболок есть и другие, мы их разработали вместе с пациентами: на спине надпись Before и рисунок искривленного позвоночника, спереди After — и прямого. В первый раз хотели сделать приятное африканскому пациенту, потом из этого выросла серия.
— Опять же, об инстаграме. У вас есть фото титановых дисков, выполненных на 3D-принтере, они выглядят как ювелирные украшения. Вы их действительно используете при операциях?
— Да.
— Насколько техника и технологии облегчили жизнь? Чего ждать в ближайшие пять-десять лет?
— Аддиктивные технологии уже не новость, их разрабатывают на протяжении многих лет, на сегодняшний день это рутинная практика. В наших российских условиях 3D-диски, как ни покажется странным,— это дешевле, чем использование некоторых стандартных имплантов. Потому что те выпускаются зарубежными коллегами и бывают дороговаты.
Важно, что до операции мы можем спланировать и понять, какой размер импланта нам нужен: серийные выпускаются в стандартном размерном ряду, а часто требуется уйти от него. Это хорошие технологии, и в перспективе, думаю, за ними будущее. Компьютерно просчитывается возможность установки импланта, его размеры, более внимательно изучается зона установки — в содружестве с бурно развивающейся робототехникой это наше будущее. Роботизация будет продолжаться, и в скором времени, наверное, роль врача будет сводиться больше к роли IT-менеджера.
— Стало ли за эти годы больше людей с онкологическими диагнозами?
— Если ответить на вопрос просто, то — конечно, в разы. Но если проанализировать, здесь несколько составляющих.
Первая — то, что мы давно на этом пути, нам доверяют. Нам удалось в рамках Северо-Западного региона создать систему оказания помощи пациентам, есть связь с врачами, онкологическими учреждениями и так далее. Мы встали на эти рельсы, с них уже не свернуть, и весь поток идет к нам.
Вторая составляющая — мы стали лучше диагностировать заболевание. Особенно на ранних стадиях и то, что касается хотя бы патологии позвоночника и костей. Меньше количество случаев, когда мы берем пациентов на фатальной стадии, с патологическими переломами, тяжелой компрессией спинного мозга с неврологией. Это позволяет оперировать в меньшем объеме и более эффективно. А использование современных технологий в области радиологии помогает на 60–70% уменьшить то количество тяжелейших операций, о которых мы говорили,— с пересадками позвонков и так далее. Теперь мы можем делать это все гораздо эффективней, но с участием радиологов.
— Что первично, что вторично? Сперва вы, потом они?
— Зависит от ситуации. Если нет угрозы патологического перелома или грубой компрессии спинного мозга, то вначале вступают радиологи, а потом мы резицируем или стабилизируем позвоночник. Если же эти факторы есть, то вначале мы освобождаем спинной мозг или его корешки от сдавления опухоли и сразу же, через неделю, отдаем радиологам. Они проводят стереотаксическую лучевую терапию, мы получаем прекрасный результат с точки зрения эффекта. Не надо убирать позвонки, подвергая опасности жизнь пациента, нет проблемы с заживлением ран, восстановлением больного.
— И все-таки, как у врача, у вас опыт потерь наверняка больше. Насколько вам тяжело, когда пациент умирает? Или нужно учиться абстрагироваться?
— Никогда к этому не привыкнешь. В свое время, когда мы начинали, в 1999–2000 году, это были единичные пациенты с костной онкологией: может быть, один в месяц,— а не как сейчас, 500–600 за год. Каждого мы холили, лелеяли, жалели его. И когда я в первый раз пришел к своему учителю, профессору Корытовой Луизе Ибрагимовне, в институт радиологии, был поражен тем, что общение с онкобольными у них происходит как с обычным пациентом. Со временем понимаешь, что такая позиция необходима, чтобы сохранить свою психологическую стабильность,— это раз. А во-вторых, онкологическому пациенту не всегда нужна жалость. Ему нужно понимание и помощь. А сочувствие в духе «Ах ты бедненький, как же тебя угораздило» — не всегда.
— Насколько Россия конкурентоспособна на рынке вертебрологии?
— Абсолютно конкурентоспособна. У нас уровень помощи не хуже, а в отдельных центрах — даже лучше, чем за рубежом. Но есть большая диспропорция между регионами. У нас позвоночником занимаются травматологи-ортопеды, нейрохирурги, онкологи. К большому сожалению, нейрохирурги недостаточно владеют вопросами ортопедии и онкологии, и когда они принимают решения касательно медицинских манипуляций самостоятельно, это вредит общему делу. То же самое ортопеды: они не всегда компетентны в плане нейрохирургии, есть пробелы в знаниях в области онкологии. Так же и онкологи. Это проблема организации обучения специалистов и объединения их вокруг единой задачи. Сейчас мы в рамках Ассоциации этим занялись.
В Петербурге и Москве с междисциплинарностью легко — я пригласил Левченко и он помогает мне. А если врач на передовой, в какой-нибудь центральной районной больнице, и к нему привезли парализованного пациента, которому метастаз сдавил спинной мозг? Как ему принять правильное решение?
Да, он может связаться с нами, мы в течение дня поможем с консультацией. Но хотим поставить подобные процессы на более серьезные образовательные рельсы.
Думаю, к концу года у нас будет сформирован уже нормальный курс для врачей. Главное — рациональное использование тех ресурсов, которые есть в стране на сегодняшний день. Их достаточно, но просто большинство врачей не знают, что есть у них в соседней больнице. Наша задача — наладить взаимосвязь. Модель, созданная в Северо-Западном регионе, работает, и мы это видим, и никто не тянет одеяло на себя: дайте мне пациента, я его прооперирую, заработаю по этой квоте деньги, получу зарплату и буду спать спокойно. Мы делаем свое, передаем адресно коллегам, и хотим эту модель тиражировать.
В рамках Ассоциации вертебрологов мы создали новый сайт (rass.pro). Там даже есть «красная кнопка» для пациента: на нее можно условно нажать и получить контакты специалиста своего региона, чью квалификацию мы гарантируем.
— Правильно ли я понимаю, что после того, как снимут карантин в отделении, у вас выстроится очередь из тех, кто должен был лечь на операцию, но не лег?
— Очередь никуда не делась. Она и до этого была не маленькая, будет чуть больше. Сейчас главное — не просто отсюда выйти, а восстановить профессиональную активность. Ковид ковидом, но ортопедическая патология, неврологические проблемы, онкология — оно никуда не девается, и мы должны своевременно оказывать помощь.
Беседовала Наталья Лавринович
К этому врачу пока нет записи через сайт
Смотреть всех врачей с онлайн записью:
О враче Сорокин Евгений Петрович еще никто не написал отзыв.
Если Вы были у него на приёме, то поделитесь своим мнением.
Сорокин Евгений Петрович — травматолог, ортопед, со стажем 11 лет. Принимает в клинике: НИИ травматологии и ортопедии Вредена. Пациенты оставили 2 отзыва о враче на нашем сайте.
Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова, 2007
Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. акад. И.П. Павлова, 2008
Российский научно-исследовательский институт травматологии и ортопедии им. Р.Р.Вредена, 2010
Повышение квалификации, 2013
Академическая (1.8 км)
«Клиника поразила многим: от чистоты в коридорах и палатах, до профессионализма медперсонала. Удивило наличие душевых кабинок и биде в туалетах. За исключением мелких недостатков, это действительно отличная больница с замечательными врачами!»
Сорокин Евгений Петрович
Вице-президент Российской ассоциации хирургов стопы и голеностопного сустава (РусФАС).
Действительный член Европейской ассоциации спортивной медицины и артроскопии (ESSKA).
График работы и часы приема медицинского работника в КДО:
Пятница с 09.00 до 12.00. На амбулаторном приеме осматриваются лишь пациенты, которым необходимо выполнение оперативного вмешательства. Если Вам требуется проведение консервативного лечения, то следует записаться к докторам из отделения восстановительной медицины.
Закончил Санкт-Петербургский Государственный Медицинский Университет им. акад. И.П.Павлова, в 2008 году интернатуру по специальности травматология и ортопедия. В 2010 г. окончил клиническую ординатуру в ФГБУ «РНИИТО им. Р.Р.Вредена». в 2013 году окончил очную аспирантуру в ФГБУ «РНИИТО им. Р.Р.Вредена».
Научные и практические интересы: лечение больных с травмами, заболеваниями и деформациями стоп, эндопротезирование голеностопного сустава, артроскопия голеностопного сустава, остеосинтез при переломах костей.
В июне 2013 защитил кандидатскую диссертацию на тему «Клинико-биомеханическая оценка эффективности различных методик оперативного лечения вальгусного отклонения первого пальца стопы». Научный руководитель — директор ФГБУ РНИИТО им. Р.Р.Вредена, профессор, д.м.н. Тихилов Рашид Муртузалиевич.
За время работы прошел дополнительные курсы повышения квалификации:
У пациента стало затрудненное дыхание. Он изо всех сил пытался втянуть воздух изо рта в легкие. Однажды в субботу вечером стало так плохо, что он решил что-то сказать об этом, когда в следующий раз его медсестра сделает обход в южной общественной больнице Джексона.
Жалоба перешла от медсестры к врачу, который просмотрел записи пациента и быстро увидел проблему: в его легкое была вставлена трубка для кормления.Стажер-анестезиолог вставил трубку без надлежащего наблюдения, как позже установила федеральная инспекция здравоохранения, и в ближайшие недели у пациента развилась пневмония и сепсис, связанные с врачебной ошибкой. Он пролежал в больнице на два месяца дольше, чем планировалось изначально.
Учебные больницы, такие как Джексон Саут, расположенные в метро Майами, — это места, где стажеры практикуют лечение пациентов. Они готовят следующее поколение врачей и имеют репутацию центров ультрасовременной помощи пациентам, учитывая их связи с академическими учреждениями.
объявление
Но в некоторых из этих больниц жители могут усваивать вредные привычки. Статистический анализ данных федеральной инспекции показывает, что существует большой разрыв в качестве обучения в учебных больницах, о чем свидетельствует то, как часто эти больницы упоминаются центрами Medicare и Medicaid Services в качестве недостатков. В то время как большинство из примерно 1200 клинических больниц не получали отзывов каждый год с 2014 по 2017 год, в других за этот период были зафиксированы десятки нарушений техники безопасности, что подвергло пациентов риску и поставило под угрозу обучение, которое проходят студенты.
Max Blau для STAT«Там, где практикуют молодые врачи, то, чему они учатся, может повлиять на то, как человек будет практиковать в ближайшие десятилетия», — сказала Розмари Гибсон, защитник безопасности пациентов и автор книги «Стена молчания». «У них вырабатываются привычки… и для стажеров очень важно учиться в клинических условиях, где безопасность пациентов заложена в систему».
В Южном Джексоне, еще до того, как больница получила ссылку от CMS, администраторы анализировали, как произошла ошибка зонда для кормления и как предотвратить подобные ошибки в будущем.Они поняли, что проблема связана с первоначальным считыванием рентгеновского снимка, который используется, чтобы убедиться, что врачи не потеряли зонд для кормления. Больница внедрила пилотную программу для проверки правильности установки зондов для кормления.
объявление
«Мы серьезно относимся к каждому недостатку и тщательно расследуем каждое нарушение безопасности», — говорится в заявлении представителя Джексона. «Мы реализуем планы по их исправлению».
Учебные больницы претерпевают некоторые положительные изменения, и, согласно анализу STAT, это привело к тому, что среднее количество нарушений на одну учебную больницу упало до самого низкого уровня за три года после значительного скачка в 2015 и 2016 годах.Но эксперты опасаются, что оставшиеся неудачи означают, что будущие врачи Америки не всегда будут готовы к безопасной практике.
«Если резиденты обучаются по программе, в которой пациенты не получают безопасного ухода, [они], вероятно, подвергаются повышенному риску выгорания или полного ухода из клинической медицины, или оказания не столь качественной помощи, если они останутся в клинической медицине», — сказал доктор Сумант Ранджи, начальник отделения больничной медицины Главной больницы Цукерберга в Сан-Франциско.
Больницы, участвующие в Medicaid или Medicare, должны соблюдать федеральные правила безопасности, и агентство направляет инспекторов для проверки того, что они делают это каждые три-четыре года или когда жалоба вызывает необходимость расследования. Эти правила охватывают все, от хранения лекарств и расходных материалов до защиты прав пациентов.
Проверки, проводимые CMS, представляют собой небольшую часть всех проверок, которые проходят в больницах. Независимые аккредитующие и государственные агентства проводят большинство стандартных обследований больниц, но редко публикуют подробные результаты.Таким образом, анализ STAT был основан только на отчетах CMS.
«Когда проводятся проверки [CMS] и обнаруживаются нарушения, особенно более серьезные нарушения, они становятся важными», — сказал д-р Ашиш Джа, профессор политики здравоохранения Гарвардского университета им. Школа общественного здравоохранения Чан. «Иногда обнаруживают мелкие нарушения. Но вещи, которые действительно представляют опасность для пациентов, живущих, их трудно сбрасывать со счетов ».
ОбзорSTAT, проведенный при поддержке больничной инспекции Ассоциации медицинских журналистов.org — изучены медицинские учреждения, которые соответствуют определению CMS как учебная больница: те, которые получали прямое медицинское образование по программе Medicare или косвенные платежи за медицинское образование от агентства в период с 2014 по 2017 год. В совокупности в учебных больницах произошло более 5500 нарушений техники безопасности. тот четырехлетний период. В каждый из этих лет в более четверти из примерно 1200 учебных больниц было зарегистрировано хотя бы одно нарушение безопасности.
Наибольшее количество упоминаний было получено в Медицинском центре Вест-Вэлли в Айдахо (45 нарушений), Региональной больнице здравоохранения Rapid City в Южной Дакоте (44), Больнице Ховардского университета в Вашингтоне, округ Колумбия.С. (37) и Мемориальная больница Джексона (36), которая является частью той же системы здравоохранения, что и Джексон Саут. Среди прочих были упомянуты некоторые из самых престижных медицинских центров страны, в том числе те, которые связаны с университетами Колумбии, Гарварда и Кейс Вестерн Резерв, а также сельские больницы, разбросанные по западной части Соединенных Штатов.
Многие клинические больницы, с которыми STAT связывался для интервью, отказались предоставить информацию о своих нарушениях. Представители, которые ответили, в целом заявили, что администраторы приняли соответствующие меры для устранения недостатков, указанных CMS.
Некоторые нарушения, такие как нарушение Джексона Саут, непосредственно касались стажеров-медиков, в то время как другие были связаны с руководителями, ответственными за надзор за их образованием. Джа сказал, что отчеты об инспекциях CMS, известные как формы 2567, предоставляют ценную информацию о безопасности больниц, особенно в отношении качества обучения и надзора за медицинскими стажерами.
В отделении интенсивной терапии новорожденных больницы Университета Купера в Камдене, штат Нью-Джерси, педиатрические ординаторы следят за штатными врачами, ухаживая за новорожденными с нестабильным здоровьем.В соответствии с политикой больницы перед входом персонал и посетители должны мыть, ополаскивать и намыливать руки в течение не менее 15 секунд, а также обеззараживать личные вещи, такие как мобильные телефоны.
Но в течение трех часов в апреле прошлого года инспектор заметил, что почти дюжина врачей и медсестер нарушили эти правила. Кроме того, инспектор не смог найти доказательств того, что после того, как младенец в отделении заразился супербактериями, персонал принял эти меры предосторожности, чтобы ограничить распространение инфекции.
«К сожалению, эти типы инфекций не редкость в отделениях интенсивной терапии по всей стране из-за очень хрупкого характера этой популяции пациентов», — сказала STAT пресс-секретарь отдела здравоохранения Университета Купера Венди Марано.«Купер незамедлительно сообщил об инфекции в Департамент здравоохранения Нью-Джерси. … Мы не наблюдали повторения перекрестного заражения MRSA в отделении интенсивной терапии ».
Весной 2017 года инспекторы сослались на медицинский центр Монтефиоре в Бронксе после того, как два пациента покончили жизнь самоубийством за восьмидневный период. Одним из этих пациентов был 76-летний мужчина, который упал в обморок от горя после посещения похорон друга. При поступлении в Монтефиоре врачи не записывали план психиатрического лечения, хотя политика больницы требовала проведения обследований на самоубийство в случаях потенциального эмоционального или поведенческого расстройства.Через три дня мужчина повесился в душе в больнице.
«Да, это был бы тот, кого мы хотели бы видеть перед смертью», — сказал один врач инспектору.
Представитель компании STAT сообщил, что Монтефиоре «уделяет особое внимание обеспечению лучшего образования и подготовки врачей завтрашнего дня».
«Если вы обнаружите проблему во время осмотра, это вызывает беспокойство. Если вам не удастся найти проблемы, это не карта для освобождения от тюрьмы.”
Д-р Ашиш Джа, Гарвард T.H. Школа общественного здравоохранения Чан
Медицинские стажеры оказались в центре некоторых нарушений, перечисленных в отчетах, рассмотренных STAT. Группа жителей Нью-Йоркской пресвитерианской больницы часами не уведомляла лечащего врача о учащенном сердцебиении и падении кровяного давления у пациента, и на следующее утро пациент скончался. А резидент устроил пожар в операционной в Небраске, случайно поднеся каутерию слишком близко к легковоспламеняющемуся жидкому медицинскому клею.В том случае, как сообщил STAT представитель больницы Тейлор Уилсон, ни один из пациентов не пострадал. Но инцидент стимулировал «новые, более строгие меры безопасности», которые включали обучение всего хирургического персонала и стажеров, сказал Уилсон.
Эксперты предупреждают, что отчеты об инспекциях не раскрывают всей картины. Доктор Теджал Ганди, главный специалист по клинической практике и безопасности Института улучшения здравоохранения, сказал, что каждый из ведущих способов оценки качества и безопасности «сам по себе не даст вам общего представления» о работе больницы.Мэтт Остин, профессор анестезиологии и реанимации в медицинской школе Университета Джона Хопкинса, сказал, что они отражают «важную, но не полную картину безопасности пациентов» в больницах.
«Если вы обнаружите проблему во время проверки, это вызывает беспокойство», — сказал Джа. «Если вам не удастся найти проблемы, это не карта для освобождения из тюрьмы».
По словам Питера Риварда, доцента кафедры управления здравоохранением Саффолкского университета в Бостоне, многие десятилетия предотвратимые врачебные ошибки в больницах считались неизбежной платой за обучение новых врачей.Если что-то пошло не так, администраторы здравоохранения ругали стажеров или их руководителей вместо того, чтобы сосредоточиться на основных системах, которые изначально допускали ошибку.
Затем, в 1999 году, Институт медицины выпустил знаменательный отчет «Человек ошибается», в котором был сделан вывод о том, что 98 000 американцев были убиты в процессе получения медицинской помощи. Больницы пытались найти ответы: они начали более внимательно отслеживать ошибки, нанимать пилотов авиакомпаний в качестве консультантов по безопасности и расширять безопасность пациентов как предмет медицинского образования.Но к середине 2000-х только 54 процента опрошенных жителей знали, как сообщать об ошибках на своих объектах.
Ранджи из San Francisco General сказал, что «пагубная культура старой школы» по-прежнему пронизывает большую часть медицинского образования и поддерживает минимальный надзор за стажерами, а также веру в то, что обучение происходит через совершение ошибок.
Отчасти из-за частой смены персонала медицинские стажеры рассказали STAT, что они не всегда чувствуют себя уполномоченными, как штатные сотрудники, предлагать меры по повышению безопасности в больницах.
Стажеры, совершившие врачебные ошибки, могут испытать «глубокие психологические последствия», — сказал Ранджи.
«Пациенты, которых я запомнил лучше всего, были неблагополучными», — добавил он. «Этот опыт сделал меня более циничным и лишил меня радости от терпеливой заботы обо мне. Если с пациентами случалось что-то плохое, [мышление было таким], чтобы залезть под коврик и держать подбородок вверх. Но это были глубокие эмоциональные переживания ».
Признавая, что учебные больницы представляют особые проблемы для безопасности пациентов, ведущая группа по аккредитации медицинского образования усилила свою политику надзора.
С 2012 года Совет по аккредитации последипломного медицинского образования, который аккредитует более половины учебных больниц страны, направил персонал в эти больницы для проведения оценки, которая включает интервью с администраторами, наблюдение врачей и прогулки по коридорам с жильцами.
«Мы действительно сосредоточены на изменении поведения. Важно, чтобы кто-то поднял руку, где бы он ни находился в иерархии, и мог сказать: «Я вижу проблему».
Доктор.Винит Арора, Медицинский центр Чикагского университета,
Д-р Кевин Вайс, старший вице-президент по аккредитации учреждений ACGME, сказал, что эти обязательные посещения предназначены для «повышения осведомленности резидентов в официальных мероприятиях по обеспечению безопасности пациентов», таких как сообщение о медицинских ошибках или участие в опросе этих ошибок постфактум. что-то, что заставляет стажеров более внимательно относиться к безопасной практике медицины.
И учебные больницы берут дело в свои руки.
В Медицинском центре Чикагского университета каждый резидент должен пройти обучение безопасности пациентов. В рамках этого они должны выявлять медицинские ошибки в смоделированной среде, получившей название «комната ужасов». Им также настоятельно рекомендуется сообщать о неблагоприятных событиях у пациентов или о «предаварийных ситуациях», и ожидается, что в сотрудничестве с начальством они будут реконструировать инциденты, в которых пациенты пострадали под их присмотром.
«Мы действительно сосредоточены на изменении поведения», — сказал д-р Винит Арора, директор отдела медицинского образования и клинического обучения.«Важно, чтобы кто-то поднял руку, где бы он ни находился в иерархии, и мог сказать:« Я вижу проблему ». Это изменение мышления».
Участие в этой учебной программе, как отметил Арора, было связано с «в три раза большим количеством отчетов о мероприятиях этих программ». Медицинский центр Чикагского университета не сталкивался с нарушением правил техники безопасности более двух лет.
Тем временем исследователи из Бостонской детской больницы создали «I-PASS», мнемоническое устройство, в которое включены тренинги и лекции, чтобы помочь улучшить передачу пациентов.Житель, чья смена заканчивается, передает информацию своему преемнику, просматривая пять частей информации: степень тяжести заболевания, краткое описание пациента, список действий, осведомленность о ситуации и планирование действий в чрезвычайных ситуациях, а также обобщение получателем.
Он настолько хорошо зарекомендовал себя в педиатрических отделениях — одно исследование показало, что его использование было связано с 23-процентным снижением медицинских ошибок, — что Массачусетская больница общего профиля решила внедрить его во всех учреждениях. Доктор Элизабет Морт, старший вице-президент по качеству и безопасности Mass.По словам генерала, программа привела к «пятикратному увеличению» количества сообщений о безопасности, поступающих от стажеров.
«Понимание безопасности пациентов — это то, с чем мы не рождены», — сказала доктор Анаи Котари, четвертый курс хирургического ординатора в Университете Лойолы. «Но этому можно научиться и применять — и он может иметь значение, когда мы делаем это хорошо».
Эта история была обновлена, чтобы исправить небольшое занижение количества нарушений, содержащихся в приведенной выше таблице: «25 учебных больниц с наибольшим количеством нарушений, 2014–2017 гг.
«Через пару недель я буквально избавился от боли», — сказал Тейлор. Это было через шесть месяцев после его визита в Сиэтл, и он мог делать то, чего не мог делать десятилетиями.
«Я был просто поражен, — сказал Сэнди. «Чем дольше это было, тем лучше».
Если бы страховщик просто объявил операцию Тейлора ненужной и отказал в покрытии, Тейлоры были бы возмущены. Но хуже всего то, что ему не стало бы лучше.Недостаточно избавиться от ненужного ухода. Его необходимо заменить с необходимым уходом. И в этом заключается скрытый вред: ненужная помощь часто вытесняет необходимую, особенно когда необходимая помощь менее прибыльна. Walmart, из всех мест, показывает один способ принять меры против бесполезной помощи — вознаграждая врачей и системы, которые делают свою работу лучше, и пациентов, которые их ищут.
Шесть лет назад в «Загадке стоимости» я сравнил Макаллен с другим приграничным городом Техаса — Эль-Пасо.У них были одинаковые демографические данные — такие же уровни крайней бедности, плохого здоровья, нелегальной иммиграции, — но в Эль-Пасо были вдвое меньше расходов на Medicare на душу населения и такие же или лучшие результаты. Разница заключалась в том, что врачи Макаллена заказывали больше почти всего — диагностических тестов, госпитализации, процедур. Пациенты Medicare в Макаллене получили на сорок процентов больше операций, почти вдвое больше обследований мочевого пузыря и исследований сердца, а также в два-три раза больше кардиостимуляторов, операций по шунтированию сердца, каротидной эндартерэктомии и коронарных стентов.Расходы на медицинское обслуживание на дому на душу населения были в пять раз выше, чем в Эль-Пасо, и составляли более половины того, что многие американские общины тратили на все услуги здравоохранения. Количество ненужного ухода оказалось огромным.
Чем это объясняется? Наша сдельная система оплаты труда — вознаграждение врачей за объем оказанной помощи, независимо от результатов — была ключевым фактором. Система дает достаточное вознаграждение за чрезмерное лечение и не вознаграждение за его устранение. Но эти побуждения применялись везде. Почему Макаллен уступил им больше, чем другие медицинские сообщества? Врачи описали здесь культуру медицины, стремящуюся к максимальному увеличению прибыли.Специалисты не только зарабатывали деньги на оказываемых ими услугах; многие также владели долями в агентствах по уходу на дому, центрах хирургии и визуализации, а также в местной коммерческой больнице, что приносило им еще большую прибыль от чрезмерного использования медицинских услуг.
Проверкой реформы здравоохранения, как я писал, было то, станет ли Макаллен или Эль-Пасо новой нормой. Снизятся ли расходы Макаллена или вырастут Эль-Пасо? Теперь, когда прошло пять лет с момента принятия Закона о доступном медицинском обслуживании, я подумал, что узнаю.Я вернулся к экономисту Джонатану Скиннеру из Дартмутского института политики здравоохранения и клинической практики, который провел более ранний анализ данных Medicare, и работал с ним, чтобы понять, что показывают последние данные. Как оказалось, стоимость пациента по программе Medicare упала по всей стране, включая Эль-Пасо. Инфляция в сфере здравоохранения в США — самая низкая за более чем пятьдесят лет. И что самое поразительное, Макаллен меняет свои взгляды. В период с 2009 по 2012 год расходы на одного получателя Medicare упали почти на три тысячи долларов.Скиннер прогнозирует, что к концу 2014 года общая экономия налогоплательщиков достигнет почти половины миллиардов долларов. Это была беспрецедентная экономия.
Скиннер показал мне детали. Посещение стационаров в больницах упало примерно на десять процентов, а врачи сократили безумные расходы на лечение на дому почти на сорок процентов. Расходы Макаллена на поездки скорой помощи — которые ранее были самыми высокими в стране — также снизились почти на сорок процентов.
Я обратился к врачам, чтобы узнать, как это произошло. Я начал с Лестера Дайка, кардиохирурга, который был одним из многих докторов, обеспокоенных тем, что они видели, но единственным, кто позволил мне процитировать его по имени в моей статье Макаллена. («Медицина здесь превратилась в корыто для свиней, — сказал он мне. — Мы ошиблись, когда врачи перестали быть врачами и стали бизнесменами».) После публикации в город съехались телевизионные группы. Газеты Техаса провели дополнительное расследование.
«Реакция здесь была ожесточенной, просто огромное количество показаний пальцами, воплей и криков», — недавно сказал мне Дайк. Эта статья привела в ярость местное медицинское сообщество, которое считало себя несправедливо выделенным. И Дайк заплатил высокую цену: «Я стал персоной нон грата в одночасье». Коллеги сказали, что он будет виноват, если потеряет деньги. Кардиологи перестали отправлять ему пациентов. «Количество моих дел сократилось на девяносто процентов», — сказал он мне. Ему пришлось оставить свою практику в больнице Doctors Hospital в Renaissance, коммерческой больнице, после того, как стало ясно, что его там не ждут, но он смог продолжить операции в двух других больницах.Когда я разговаривал с Дайком в первые месяцы после этого, он говорил тихо. Несколько друзей, которые выразили поддержку, не хотели, чтобы его видели на публике. Он думал, что его могут заставить уйти в отставку.
И все же он настаивал на том, что ни о чем не жалеет. Двое из его детей поступили в медицину, а на уроке врачебной этики его сын получил эту статью. Профессор спросил, был ли он в родстве с доктором Дайком, о котором говорилось в нем.
«Да, я», — гордо сказал он. «Это мой сумасшедший папа».
«Я не думаю, что у вас часто есть шанс в жизни противостоять всему злу, — сказал мне Дайк.
«Это вино вы выбрали наугад?»Со временем гнев коллег утих. Многие из них возобновили отправку к нему пациентов. Через пару лет он вернулся к ежегодной загрузке триста операций на открытом сердце. Между тем, врачам Макаллена становилось все труднее игнорировать свидетельства о ненужном уходе. Несколько федеральных прокуроров пресекли откровенное мошенничество. Семь врачей согласились на компенсацию в 28 миллионов долларов за получение незаконных откатов, когда они направляли своих пациентов в специализированные медицинские службы.Владельцу компании скорой помощи было предъявлено обвинение в том, что он сообщил о шестьсот двадцати одной поездке на машине скорой помощи, которой якобы никогда не было. Четыре оператора клиники были отправлены в тюрьму за выставление счетов за более чем тринадцать тысяч посещений и процедур от имени врача с деменцией. В судебном преследовании участвовала лишь крошечная часть медицинского сообщества. Но Дайк подумал, что это заставило врачей сказать себе: «Эй, мы под увеличительным стеклом. Мы должны быть уверены, что делаем все строго по инструкции.
Хосе Пенья, терапевт, был членом совета директоров больницы доктора Ренессанса в 2009 году. Когда мы недавно разговаривали, он без колебаний рассказал мне, как его коллеги немедленно отреагировали на то, что я написал. «Мы ненавидели тебя», — сказал он. История «в плохом свете поставила нас в центр внимания», но, добавил он, «в то же время в хорошем смысле». Он утверждал, что они не знали, что это одно из самых дорогих поселений в стране. Они знали, что есть проблемы, «но мы не знали их масштабов.Его больница провела собственный анализ данных и неохотно пришла к такому же выводу, что и статья: несоответствующий и ненужный уход — серьезная проблема.
Серьезное чрезмерное использование услуг по уходу на дому оказалось особенно неприятным. «Мы не знали, что домашнее здоровье обходится в тысячу долларов в месяц» для каждого пациента, — сказал Пенья. Люди в медицинском сообществе никогда не обращали внимания на то, сколько лекарств они заказывали или насколько мало было действительно необходимо. Он проводил ежемесячные собрания персонала с более чем четырьмя сотнями местных врачей и начал призывать их внимательнее подписывать приказы о медицинской помощи на дому.В течение года агентства по уходу на дому начали прекращать свою деятельность.
Но более интересным было то, насколько широким и продолжительным было снижение стоимости. Визиты к врачу, госпитализация, анализы и процедуры — все это выпало из стратосферы Техаса. И спустя годы после того, как внимание и смущение прошли, затраты продолжали падать. Плохая огласка, несколько судебных преследований и некоторые ужесточенные нормативные требования кое-где не могли объяснить этого. Я зондировал несколько месяцев, разговаривая с местными врачами и изучая данные.И я пришел к выводу, что основной причиной изменения может быть совокупность врачей первичного звена, которые, кажется, даже не осознают влияние того, что они делают.
Армандо Осио, шестьдесят три года, семейный врач из Макаллена. В 2009 году, когда вышла статья, он не владел частью центра визуализации, центра тестирования сна, больницы или любого другого медицинского предприятия, приносящего прибыль. У него не было никаких процедур или тестов, на которых он зарабатывал большие деньги. Он был просто врачом первичного звена, который делал то же, что и врачи первичного звена — осматривал пациента за пациентом каждые двадцать-тридцать минут, примерно за шестьдесят долларов за визит.Это то, что заплатила Medicare; частное страхование платило больше, а Medicaid или незастрахованные платили меньше. Он не получал ничего подобного доходу специалистов, о которых я писал.
Позже в том же году представители большой медицинской группы WellMed связались с Осио. Они хотели создать в Макаллене практику, обслуживающую пациентов Medicare, и спросили, присоединится ли он к ним. WellMed заключил договор с Medicare H.M.O. планирует контролировать свои расходы. Он обратился к врачам с тем, что, если врач повысит качество обслуживания, это позволит сэкономить на расходах, и WellMed поделится этими сбережениями с врачом в виде бонусов.Это означало, что Осио должен будет принимать меньше пациентов для более длительных посещений, но WellMed заверил его, что, если он сможет показать ощутимые улучшения качества, он действительно заработает больше денег.
Осио был настроен скептически, но согласился осмотреть некоторых пациентов WellMed. Во время учебы интересовался гериатрией и профилактической медициной. На практике у него не было времени применить эти навыки. Теперь он мог. С помощью WellMed Осио нанял помощника врача и другой персонал, чтобы помочь с менее сложными пациентами.Он сосредоточился на более больных, часто более бедных пациентах, и обнаружил, что его работа приносит больше удовлетворения. Благодаря бонусам за более высокую удовлетворенность пациентов, сокращение количества госпитализаций и снижение затрат на кардиологию, его доход увеличился. Именно так он и хотел практиковать — получать вознаграждение за то, что он поступает правильно, а не за унылое дело, связанное со все большим количеством людей. В течение года он сменил свою практику, так что он почти полностью принимал пациентов WellMed.
PLoS One.2017; 12 (9): e0181970.
, концептуализация, курирование данных, формальный анализ, получение финансирования, исследование, методология, администрирование проекта, проверка, визуализация, написание — первоначальный черновик, написание — просмотр и редактирование, 1, * , формальный анализ, написание — исходный черновик , Написание — просмотр и редактирование, 2 , Концептуализация, Курирование данных, Получение финансирования, Управление проектом, Надзор, Написание — первоначальный черновик, Написание — просмотр и редактирование, 2 , Концептуализация, Курирование данных, Исследование, Написание — обзор и редактирование, 2 , концептуализация, курирование данных, методология, написание — просмотр и редактирование, 2 , формальный анализ, расследование, написание — просмотр и редактирование, 2 , надзор, написание — просмотр и редактирование, 2 , Надзор, написание — просмотр и редактирование, 3 , надзор, написание — просмотр и редактирование, 3 и, концептуализация, курирование данных, формальный анализ, привлечение финансирования n, расследование, методология, администрирование проекта, ресурсы, надзор, написание — первоначальный черновик, написание — рецензирование и редактирование 2, 41 Отделение хирургии, Бригам и женская больница, Гарвардская медицинская школа, Бостон, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинского факультета Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
3 Институт Лауна, Бостон, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки
3 Институт Лауна, Бостон, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинской школы Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
4 Департамент политики и управления здравоохранения, Школа общественного здравоохранения Bloomberg Джонса Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
Имельда К.Мойс, редактор
1 Отделение хирургии, Бригам и женская больница, Гарвардская медицинская школа, Бостон, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки
2 Кафедра хирургии и медицинский факультет Медицинского факультета Университета Джона Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
3 Институт Лауна, Бостон, Массачусетс, Соединенные Штаты Америки
4 Департамент политики и управления здравоохранения, Школа общественного здравоохранения Bloomberg Джонса Хопкинса, Балтимор, Мэриленд, Соединенные Штаты Америки
Университет Майами, СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ
Конкурирующие интересы: Авторы заявили об отсутствии конкурирующих интересов .
Поступило 24.03.2017; Принято 10 июля 2017 г.
Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License, которая разрешает неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии указания автора и источника. другими статьями в PMC.Все наши данные принадлежат третьей стороне. У авторов не было особых прав доступа к данным.Третья сторона — QuantiaMD, ее контактная информация — moc.dmaitnauq@ofni или +1.800.773.4162.
Избыточное лечение является причиной предотвратимого вреда и потерь в здравоохранении. Мало что известно о взглядах врачей на эту проблему. В этом исследовании врачи были опрошены о распространенности, причинах и последствиях чрезмерного лечения.
2106 врачей из онлайн-сообщества, состоящего из врачей из мастер-файла Американской медицинской ассоциации (AMA), приняли участие в опросе.В ходе опроса задавались вопросы о степени чрезмерного использования, а также о причинах, решениях и последствиях для здравоохранения. Основные показатели результатов включали: процент ненужной медицинской помощи, наиболее часто упоминаемые причины чрезмерного лечения, возможные решения и ответы, касающиеся связи прибыли и чрезмерного лечения.
Процент ответивших составил 70,1%. Врачи сообщили, что интерполированное медианное значение 20,6% от общего объема медицинской помощи было ненужным, в том числе 22.0% рецептурных лекарств, 24,9% анализов и 11,1% процедур. Наиболее частыми причинами чрезмерного лечения были страх злоупотребления служебным положением (84,7%), давление / просьба пациента (59,0%) и трудности с доступом к медицинской документации (38,2%). Выявленные потенциальные решения заключались в обучении жителей критериям соответствия (55,2%), легкому доступу к внешним медицинским картам (52,0%) и большему количеству практических руководств (51,5%). Большинство респондентов (70,8%) считают, что врачи с большей вероятностью будут выполнять ненужные процедуры, если они им выгодны.Большинство респондентов полагали, что снижение внимания к оплате труда врачей снизит использование медицинских услуг и расходы.
С точки зрения врача, чрезмерное лечение является обычным явлением. В усилиях по решению проблемы следует учитывать причины и решения, предлагаемые врачами.
Отходы в сфере здравоохранения все чаще признаются причиной причинения вреда пациентам и чрезмерных затрат. В 2010 году Институт медицины (IOM) обратил внимание на проблему, предположив, что «ненужные услуги» являются крупнейшим источником отходов в здравоохранении Соединенных Штатов (США), на которые приходится примерно 210 миллиардов долларов из предполагаемых 750 миллиардов долларов дополнительных расходов. каждый год.[1] В отчете оценивалась стоимость с использованием четырех аналитически различных исследований, включая два прогноза избыточных расходов, связанных с вариациями в уходе. [2, 3] В предыдущих исследованиях специализированной помощи было замечено, что 30% стационарной антимикробной терапии, [4] 26% расширенных методов визуализации [5] и 12% острых чрескожных коронарных вмешательств не являются необходимыми или нецелесообразными [6]. Уменьшение избыточного лечения имеет важные последствия для улучшения ухода, ориентированного на пациента. [7] Избыточное лечение напрямую связано с причинением вреда пациенту, что подтверждается исследованиями чрезмерного использования антибиотиков, приводящих к резистентности и инфекции Clostridium difficile [8], чрезмерного использования диагностических тестов, таких как мазок Папаниколау и колоноскопия, [9, 10] и присущих послеоперационным осложнениям от ненужные хирургические процедуры.[11]
На сегодняшний день, однако, прямые оценки врачей распространенности ненужной помощи были ограничены. В 2009 г. Сирович и др. Провели одно исследование, в ходе которого изучали мнение врачей первичной медико-санитарной помощи об общем использовании ресурсов здравоохранения [12]. Клиническую пригодность по-прежнему трудно измерить, а исследования, основанные на больших наборах данных или обзоре диаграмм, редко фиксируют важные детали клинической картины пациента и могут быть предметом систематической ошибки в отчетности. Кроме того, пороговые значения для медицинского вмешательства могут быть мягкими и зависеть от недостаточной осведомленности о передовой практике или извращенных финансовых стимулов, которые были причастны к ненужной помощи.[13, 14] Врачи имеют уникальный взгляд на проблему чрезмерного лечения, учитывая их непосредственную роль в рекомендации, проведении и наблюдении за тестами, процедурами и лекарствами. Чтобы опираться на эти знания, мы разработали исследование, чтобы оценить точку зрения врачей на распространенность чрезмерного лечения в сфере здравоохранения и определить потенциальные причины и решения.
Все врачи, перечисленные в мастер-файле Американской медицинской ассоциации (AMA), ранее ежегодно приглашались для участия в онлайн-образовательном сообществе (QuantiaMD), которое включает 160 000 U.С. врачей, что составляет 28% врачей США. Члены этого сообщества были приглашены по электронной почте в период с 22 января 2014 г. по 8 марта 2014 г., чтобы пройти опрос о моделях врачебной практики. Участие было добровольным, и каждому участнику был выплачен подарочный сертификат на 5 долларов за заполнение анкеты. Финансовые ресурсы для предоставления подарочных карт с благодарностью врачам, заполнившим анкету, определили, сколько из них было приглашено. Мы случайным образом отобрали 3318 врачей из образовательного сообщества, состоящего из 160 000 врачей, и 2327 клиницистов заполнили анкету из 70.1% ответивших на опрос. Мы исключили 213 врачей, которых мы определили как врачей среднего звена, и 8 врачей-респондентов, которые не ответили на последние три вопроса, в результате чего окончательная популяция исследования составила 2106 врачей. Поставщики среднего звена включают помощников врачей и практикующих медсестер; они были исключены в целях сохранения однородности респондентов из числа врачей. После исключения поставщиков среднего звена и 8 респондентов, не заполнивших опрос, мы получили окончательную популяцию исследования, представляющую 63 человека.5% приглашенных. Общая внутренняя медицина, педиатрия и семейная медицина считались первичной медико-санитарной помощью, в то время как все другие специальности считались специализированной помощью. Специализированные специальности внутренней медицины включали аллергию и иммунологию, кардиологию, эндокринологию, гастроэнтерологию, гериатрию, гематологию и онкологию, инфекционные болезни, интервенционную кардиологию, нефрологию, легочную и реанимацию, ревматологию и медицину сна. Распределение врачей по специальностям в исследуемой популяции () относительно распределения врачей в U.С. был смещен в сторону первичной медико-санитарной помощи, но по-прежнему имел большое количество специалистов (57,6% против 33,4% первичной медико-санитарной помощи, 42,4% против 66,6% специалистов, соответственно) [15].
Характеристики респондентов (N = 2106).
| Характеристики врача | % | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Мужской | 1368 | 65.0% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Опыт | 1% | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Посещение, менее 10 лет | 545 | 25,9% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Посещение, 10 или более лет | 464 | 22,0% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Специальное26 | уход | 1213 | 57,6% | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Специалист | 893 | 42,4% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Тип компенсации | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Только зарплата | .4%19,4% | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| 250–500 коек | 835 | 39,6% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| > 500 коек | 862 | 40,9% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Тип больницы | Правительство * | 220 | 10.4% | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Коммерческое | 484 | 23,0% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Некоммерческое | 1402 | 66,6% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Тип учреждения | 74,3% | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Неакадемический | 541 | 25,7% | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Настройка | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Городской | 1423 | 67.4% Опрос проводился в шести фокус-группах в течение 9 месяцев до начала исследования. Фокус-группы были качественными, врачам задавали 3 вопроса после заполнения анкеты: 1) «Был ли какой-либо вопрос неясным?» 2) «Вам приходилось перечитывать какие-то вопросы и почему?» и 3) «Увидели ли вы предвзятость в отношении потенциальных клиентов в каком-либо вопросе, и если да, то объясните, пожалуйста?» Всего в фокус-группах приняли участие 20 врачей.Опрос был также распространен на национальной конференции непрерывного образования по темам клинической медицины, в которой приняли участие 108 респондентов, 11 из которых получили те же 3 вопроса обратной связи. Опрос пересматривался после каждой фокус-группы. Исследование было одобрено Наблюдательным советом медицинского учреждения Джонса Хопкинса (# NA_00079329).Степень избыточного леченияМы спросили: «Какой процент от общего ухода по вашей специальности вы считаете ненужным?» а также дополнительные вопросы относительно различных классов вмешательств, включая рецептурные лекарства, анализы и процедуры.Тесты определялись как диагностические, лабораторные и рентгенологические. Причины чрезмерного леченияМы спросили: «Какие, по вашему мнению, основные причины чрезмерного использования ресурсов в национальном масштабе?» и «Что, по вашему мнению, может уменьшить чрезмерную загрузку?» Сосредоточившись на надбавке за плату врачам, мы спросили: «Как вы думаете, каков процент врачей, которые выполняют ненужные процедуры, когда они получают от них прибыль?» Мы также спросили: «Если бы размер компенсации врачам был изменен, чтобы снизить упор на премиальную оплату за услуги, как вы думаете, как это отразится на использовании и национальных расходах на здравоохранение?» в отдельные вопросы. Статистические методыПредставления врачей о чрезмерном лечении, причинах и решениях представлены в виде описательной статистики. Респонденты определили процентные диапазоны чрезмерного использования. Табличные диапазоны представлены как необработанные данные, так и для описания суммарного ответа исследуемой популяции как медианные ответы. Медианные ответы оценивались с помощью сплайновой интерполяции графиков процента респондентов, указывающих на увеличивающиеся диапазоны процента избыточного лечения по оси x и совокупный процент респондентов по оси y.[16] Тест хи-квадрат использовался для сравнения ответов о степени избыточного лечения в зависимости от типа вмешательства. Связь между ответами на опрос и характеристиками респондентов изучалась с использованием многомерных логистических моделей и моделей порядковой логистической регрессии. Статистический анализ проводили с использованием программного обеспечения STATA / MP, версия 12 (StataCorp, College Station, TX). РезультатыИз опрошенных 47,9% (1 009/2 106) были лечащими врачами, из них 46,0% имели опыт работы не менее 10 лет ().Специалисты составили 42,4% от общей выборки; наиболее распространенными специальностями были общая внутренняя медицина (40,9%), специализированная внутренняя медицина (10,8%) и семейная медицина (10,0%). Аналогичным образом, в 2010 г. специальностью с наибольшим количеством действующих врачей в США была первичная медико-санитарная помощь (внутренняя медицина и семейная медицина / общая практика). [17, 18] Большинство респондентов работали в некоммерческих больницах (66,6%). , академические (74,3%) и городские (67,6%). Интерполированный средний ответ на процент оказанной помощи, в которой нет необходимости, составил 20.6% на общую медицинскую помощь, 22,0% на лекарства, отпускаемые по рецепту, 24,9% на анализы и 11,1% на процедуры (). Двадцать семь процентов респондентов считают, что не менее 30–45% общей медицинской помощи не требуется; 4,6% респондентов считают, что в оказанной медицинской помощи нет необходимости. Тридцать процентов считали, что по крайней мере 30–45% рецептурных лекарств не нужны, 37,7% считали, что не менее 30–45% тестов не нужны, а 16,2% считали, что как минимум 30–45% процедур не нужны.18% считают, что в процедурах нет необходимости. Респонденты считали, что больше тестов и меньше процедур не нужно по сравнению с общей медицинской помощью (p <0,001). Восприятие врачом чрезмерного лечения.(A) Процент общей медицинской помощи, считающейся ненужной (N = 2106) (B) Процент медицинской помощи, считающейся ненужной по типу (N = 2106). Тремя основными причинами чрезмерного лечения были «страх злоупотребления служебным положением» (84,7%), «давление / просьба пациента» (59.0%) и «трудности с доступом к предыдущим медицинским записям» (38,2%) (). Семьдесят один процент респондентов считают, что врачи с большей вероятностью будут выполнять ненужные процедуры, если они им принесут пользу. Интерполированный средний ответ для процента врачей, выполняющих ненужные процедуры из соображений прибыли, составил 16,7%; 28,1% респондентов считают, что так поступают не менее 30–45% врачей (). Респонденты, которые были лечащими врачами со стажем работы не менее 10 лет (OR 1,89 (1.43–2,50) по сравнению с стажерами) и специалисты (OR 1,29 (1,06–1,57)) с большей вероятностью полагали, что врачи выполняют ненужные процедуры, когда они получают от них пользу (). Метод компенсации респондентов и характеристики больниц не были связаны с различиями в восприятии мотивов получения прибыли, связанных с ненужным уходом. Представления врачей о проценте врачей, которые выполняют ненужные процедуры, когда они извлекают из них пользу (N = 2,106). Таблица 2Представления врачей о трех основных причинах чрезмерного лечения (N = 2106).
Таблица 3Характеристики врачей которые считали, что большее количество врачей выполняет ненужные процедуры, когда они приносят пользу (N = 2106).
Три основных возможных решения: записи »(52,0%) и« больше практических рекомендаций »(51,5%) (). Семьдесят шесть процентов респондентов считают, что снижение упора на премиальные выплаты за услуги уменьшит ненужное использование; 70,8% считают, что это сократит национальные расходы на здравоохранение, при этом среднее сокращение составляет 10–20% (). Таблица 4Восприятие врачей потенциальных решений чрезмерного лечения (N = 2,106).
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||